— Зарецкая вас Максом называла?
— Нет, всегда по имени и отчеству.
— А кто из молодых женщин называет вас Максом?
— В нашей фирме часто бывают зарубежные переводчицы. У них принято обращаться только по имени или фамилии.
— С кем-либо из них вы приезжали на дачу?
— Да, некоторые хотели посмотреть, как живут российские бизнесмены.
Бирюков показал Виноградову фотографию Спартака Казаринова, переснятую экспертом-криминалистом Тимохиной со снимка Донцова, но без Софии Лазаревны, и спросил:
— Максим Вольфович, вам знаком этот гражданин?
Виноградов с повышенным вниманием вгляделся в фотоснимок:
— Судя по словесному описанию моего тестя Лазаря Симоновича, это, кажется, тот товарищ, который накануне исчезновения Сони проявлял интерес к нашей даче.
— Чем, по-вашему, это было вызвано?
— Ума не приложу! Чувствую, что за моей спиной плелась какая-то интрига, но откуда идут ее корни, понять не могу.
— С Черноплясовой или с ее другом Володей Зарецкая была знакома?
— С Оксаной — не знаю, а с Володей я Клару знакомил, когда тот приобретал «Мерседес». И, как мне показалось, Володя с первого взгляда увлекся Кларой. Вскоре я видел их вдвоем в ресторане гостиницы «Новосибирск». Клара приглашала меня присесть за столик, но я был с деловыми партнерами и отказался.
Виноградов вел себя спокойно, отвечал без затяжек, уверенно. Некоторые вопросы вроде бы удивляли его, другие настораживали внезапностью и, будучи неглупым человеком, он по ходу разговора высказывал свое мнение, пытаясь в меру сил и знаний оказать помощь следствию. Без малейшей нервозности Максим Вольфович рассказал и о «семейной тайне» Виноградовых, когда Бирюков поинтересовался, действительно ли умирающая мать настоятельно советовала ему съездить в Одессу. Оказывается, у Ольги Модестовны перед смертью появилась навязчивая идея — передать бывшим одесским соседям, что «сталинские опричники» судили ее ни за что и впоследствии полностью реабилитировали. Выполняя предсмертную волю матери, Виноградов через неделю после похорон, в августе прошлого года, съездил в Одессу, но никого из бывших соседей там не отыскал. Не отрицал он и знакомство с могильщиком Собачкиным, с которым виделся последний раз на похоронах матери.
После обстоятельной беседы Бирюков проводил Виноградова в кабинет следователя Лимакина, чтобы тот записал показания Максима Вольфовича. Примерно через час, закончив юридические формальности, Лимакин с протоколом допроса пришел к Бирюкову:
— Какое впечатление? — сразу спросил его Антон.
— Непорочный мужик, — усевшись возле прокурорского стола, ответил следователь. — И это несколько настораживает.
— Почему?
Лимакин неторопливо прикурил сигарету:
— Понимаешь, Антон Игнатьевич, уж очень Максим Вольфович равнодушен к красивым женщинам. Чудится мне, было у него что-то темненькое или с Кларой Зарецкой, или с Оксаной Черноплясовой. Но он скрывает это.
— А с Юлей Галактионовой?..
— Если Юля действительно отказала ему в приобретении японского холодильника, то их близкие отношения вроде бы не вяжутся. Хотя, возможно, тот холодильник был оставлен для начальства, и Галактионова просто ничего не могла сделать.
Бирюков внимательно прочитал протокол допроса. Возвращая его Лимакину, будто рассуждая вслух, проговорил:
— Не Зарецкая ли воспользовалась поддельным паспортом Софии Лазаревны…
— Тогда почему она назвалась Лазарю Симоновичу Светланой? — спросил Лимакин.
— По-моему, это своеобразный тест на сообразительность. Полное совпадение фамилии, имени и отчества невольно насторожило бы старика и тот наверняка тут же обратился бы в милицию. Назваться Кларой она не могла, во-первых, потому, что это действительное имя, ухватившись за которое, розыск мог выйти на ее след, а во-вторых, в адресной справке указывалась «С. Л. Виноградова». Светлана здесь — в самую точку. Старик не солоно, хлебавши уехал домой, а встревоженная Зарецкая — в неизвестном направлений. Похоже, эта аферистка — экстра-класса.
— Так-то оно так, только мне совершенно непонятен «ребус» с письмом и телеграммой. Если Зарецкая жила по поддельному паспорту, зачем выводить Максима Вольфовича на свой след? Это же глупость, граничащая со слабоумием…
— Глупость — не отсутствие ума. Это такой ум. Тут как будто напрашивается соучастие Виноградова. Дескать, жена изменила и искать ее ни к чему. Однако Максим Вольфович достаточно умен, чтобы не пойти на столь примитивный обман. Значит, затеял «ребус» кто-то другой.
— Но очень уж легко он смирился с мыслью об измене жены. Тебе не показалось это подозрительным?
— Показалось. Вот здесь, по-моему, что-то тайное есть. Надо дать поручение Голубеву. Пусть Слава проверит в аэропорту, не возвращался ли Виноградов между вторым и восьмым июля из Москвы в Новосибирск?
— Считаешь, Максим Вольфович каким-то образом причастен к убийству Казаринова?
— Пока для этого нет оснований, но подтвердить алиби Виноградова нужно, чтобы не гадать на кофейной гуще. Кстати, на какой машине он сегодня приезжал к нам?
— На серебристом новеньком «Мерседесе». Хотел прозондировать его насчет белой «Тойоты», но в целях перестраховки промолчал. Правильно?
— Правильно, не надо прежде времени раскрывать все карты.
Лимакин, несколько раз затянувшись сигаретой, раздавил в пепельнице крохотный окурок:
— Смотри, какой клубок заплелся… «Убийство» мертвой Софии Лазаревны, бегство бухгалтера Зарецкой с тремястами тысячами из «Автосервиса», следом — по всей вероятности, ликвидация специалиста по подделкам Вовчика Жменькина, убийство Спартака Казаринова… То ли два любовных треугольника переплелись, то ли вообще, черт знает, какая сексуальная бодяга.