— Оригинальный прием самообороны, — улыбнулся Антон.
— Парни из милиции подарили, — тоже с улыбкой ответила Огнянникова. — Не один раз этот свисточек меня выручал. Прошлую осень, когда слухи о сексуальном маньяке по райцентру гуляли, поздно ночью с электрички домой шла. Слышу, пыхтит кто-то сзади. Оглянулась — фитиль сгорбленный догоняет. Как свистнула, он чуть не упал да — в обратную. Рванул быстрее, чем за мной гнался…
— Это не Казаринов был?
— На Спартака здорово смахивал, но утверждать, что именно он, не могу. В темноте не разглядела.
— Значит, первая встреча Галактионовой с Казариновым произошла на твоих глазах? — возвращая разговор к прежней теме, спросил Бирюков.
— Почти на моих глазах произошло и другое… — Огнянникова положила свисток в сумочку. — Быстрым шагом отмахали мы с Юлей от того места в лесопосадке с полкилометра, чтобы добрать маслятами корзинки. Я увлеклась, напластала грибочков доверху, огляделась — Юльки не видно среди сосенок. Давай во весь голос орать: «Юля!.. Юля!..» В ответ — тишина, будто на кладбище. Не иначе, думаю, «студент» ее выследил и придушил, чтобы своего добиться. Закружилась в беспамятстве по лесопосадкам — туда, сюда. Юлька как испарилась. Я давай шире круги по лесу делать. Вижу, Юля сидит под сосенкой и плачет. Рядом джинсы ее лежат… Подбегаю: «Что с тобой?!» Юлька в рев: «Он меня изнасилова-а-ал». — «Почему не кричала?» — «Боялась, задушит». — «Напяливай скорее джинсы! До колонии добежим, там у меня знакомые офицеры есть. С овчаркой они мигом насильника накроют! Он же здесь где-то, в посадках, прячется». Юлька вытерла заплаканные глазищи: «Не надо, Аня, его ловить». — «Почему?!» — «Такого я никогда не испытывала. У него настолько неуемная страсть была — словами описать невозможно…» — Огнянникова встретилась с Бирюковым взглядом. — Честно, Антон Игнатьевич, я самым серьезным образом подумала, что с перепугу Юля чокнулась… Так ведь ни в какую и не уговорила ее поймать насильника. А после узнала, что она в одиночку зачастила в лесопосадки. Через месяц Спартак уже в райпо грузчиком устроился и у Галактионовой на постоянное жительство прописался. Ну в своем ли уме баба, а?..
— Уникальный случай, — согласился Бирюков. — Выходит, Галактионова влюбилась в Спартака с первого взгляда?
— Юлька не влюбчивая, она увлекающаяся. Первое время, когда сошлась со Спартаком, порхала, словно пташка: «Ой, Аня, у нас такая любовь, такая любовь, ну прямо — тысяча и одна ночь!» Постепенно восторг стал угасать, а с августа прошлого года, по-моему, сказки Шахерезады вообще кончились.
— Почему?
— Скорее всего, у Юли появилось новое увлечение.
— Не Хлыстунов?
— Хлыстунова Юля терпеть не могла, хотя увивался он возле нее настойчиво. Это ведь с легкого Юлиного словца его Хлестаковым прозвали.
— Говорят, к ней какой-то седой дядя из Новосибирска на «Тойоте» подкатывает…
— На японских машинах к нам, большей частью, кемеровчане заезжают… — Огнянникова, задумавшись, прикусила нижнюю губу. — А вообще-то однажды у Юлиного склада я видела белую «Тойоту» с новосибирским номером. Лет пятидесяти дядечка приезжал.
— Как он выглядит?
— Очень представительный. Знаете, с этаким… породистым лицом аристократа. Но не седой. Волосы густые, волнистые, с проседью. Виски, правда, белые. По осанке видно — птица большого полета. Юля для него — замухрышка. Тут, Антон Игнатьевич, если и есть какая-то связь, то, скорее всего, деловая.
— Казаринов знал о «деловых» связях Галактионовой?
— Конечно. По-моему, Спартак шантажировал ее этим. Потому так долго и продержался возле Юленьки. С первым мужем Юля и полгода не прожила.
— Родительское наследство Галактионовой — миф или правда?
— Правда. У нее от отца даже валютный счет во Внешэкономбанке остался. Тысяч пятнадцать или двадцать долларов. Он ведь моряком был, в загранплавании работал.
Рассказала Огнянникова Бирюкову и о том, почему Галактионова стала щедро угощать грузчиков. Оказывается, Юля решила задобрить парней, чтобы взяли ее под свою защиту от Спартака, который в последнее время стал для Галактионовой «просто невыносимым». Однако, по мнению Анны Леонидовны, убить Казаринова грузчики, если уж и могли, то не умышленно. Конечно, парни они пьющие, но рукам волю не дают. Только у бригадира Артема Лупова есть привычка «аргументировать» свои убеждения кулаками. Этим он и держит бригаду в ежовых рукавицах.
На вопрос Бирюкова — что можно сказать о бывшем начальнике торгового отдела райпо Анисиме Гавриловиче Марусове? — Анна Леонидовна ответила коротко:
— Дурак, зато надежный.
— В смысле, партии и правительству предан? — улыбнулся Бирюков.
— Нынешнее правительство Марусов не любит. Крутыми реформами оно лишило Анисима Гавриловича теплого места, — тоже с улыбкой ответила Огнянникова. — Он был надежным подручным у руководства райпо, хотя в торговых делах — как баран в Библии.
— Как же справлялся с работой?
— Блестяще распределял дефициты по торговым предприятиям. Разделить, скажем, двадцать стиральных машин на десять предприятий гениального ума не надо. Говорю, конечно, упрощенно, но смысл — точный. У Марусова никогда не было своего мнения. Всю жизнь он ретиво выполнял руководящие указания.
— За что Анисим Гаврилович уволил Казаринова?
— Крепко насолил ему Спартак.
— Чем?
— На базу поступил недорогой телевизор цветного изображения. Марусов оформил его себе. Когда привезли покупку домой, Спартак то ли случайно, то ли, как говорят грузчики, умышленно уронил эту технику с машины и разбил вдребезги. Шуму было до небес! Анисим Гаврилович хотел подавать на Казаринова в суд, но в конце концов разбитый телевизор списали на текущие убытки райпо, а Спартака выгнали с работы. Казаринов тут же принародно объявил Марусову войну.