— Была такая мысль, но после разговора с Лазарем… Чувствую, клубок этот запутан умышленно. Если Виноградова и явилась жертвой Казаринова, то без соучастников Спартак не обошелся.
— А муж кто у Софии Лазаревны?
— Виноградов Максим Вольфович. Работал на станции технического обслуживания ВАЗа, потом в кооперативном «Автосервисе», сейчас в каком-то коммерческом предприятии или на бирже… Очень был встревожен исчезновением жены. Поднял на ноги и розыск, и прокуратуру. Как только узнал, что жена изменила ему, сразу сник и окунулся в коммерческую деятельность.
— Какие-нибудь поводы для семейного разрыва высказывал?
— Уверял, что не было поводов. Воспитали двух сыновей. Оба офицеры-десантники, служат на Дальнем Востоке. Жили дружно, пока жена не съездила на курорт.
— Ох, уж эти курорты! — осуждающе сказал Слава.
Из Новосибирска в райцентр Голубев возвращался вечерней электричкой. Ярко-красное солнце, прижимаясь к горизонту, заходило за густые тучи с пурпурными подпалинами по краям. Настроение у Славы было скверное. Под монотонный перестук колес в полупустом вагоне он мысленно наметил план оперативной работы на следующий день, однако встретивший его на вокзальном перроне пожилой участковый инспектор милиции Дубков разрушил намеченное, словно карточный домик.
— На кладбище намечается новое ЧП, — огорошил он Голубева. — Грузчики райпо затабунились вокруг могилы, которую вы поручили контролировать. Вроде бы собираются Казаринова в ней захоронить. Начальник райотдела приказал встретить вас на оперативной машине и сразу — на кладбище…
— Едем, Владимир Евгеньевич! — выпалил Слава.
Голубев знал всех райповских грузчиков не только в лицо, но и по именам, фамилиям. Когда он с участковым подъехал в милицейском «газике» к кладбищу, грузчики уже снимали с грузовика грубо струганный гроб без красной, как это принято, матерчатой обивки. Парни были заметно «под турахом» и в бестолковой суете чуть не вывалили покойника на землю. Лишь бригадир Артем Лупов да широкоротый здоровяк Николай Санков казались трезвее других, но и по их пунцовым лицам можно было догадаться, что «употребили» они очень даже хорошо. Подойдя к ним, Голубев с наигранным удивлением сказал:
— Привет, мужики! Вы чего тут по пьянке затеваете?
— Домового ли хороним, ведьму ль замуж выдаем! — с пафосом процитировал Санков.
Бригадир резанул его суровым взглядом. Обращаясь к Голубеву, мрачно ответил:
— Юля Галактионова попросила Спартака Казаринова похоронить. Вот привезли…
Голубев глянул на кузов грузовика с открытым бортом. Там, у самой кабины, стоял на треть опустевший ящик водки и возле него — ополовиненная трехлитровая банка консервированных зеленых томатов. На расстеленной рваной газете вокруг мутного граненого стакана валялись крупные ломти хлеба.
— Кажется, поминки у вас получились раньше похорон? — спросил Слава.
— Кто празднику рад, тот накануне пьян, — вновь неудачно сострил Санков.
— Заткнись, трёкало!.. — сердито рыкнул на него бригадир и виновато посмотрел на Голубева: — Занятие малоприятное, для подъема духа выпили.
Грузчики скопом подняли гроб на плечи и, громко перебивая друг друга противоречивыми советами, запинаясь, стали пробираться между могильными оградками к той самой яме, которая была вырыта до Ивана Купалы неизвестно кем и для кого. Глядя вслед шумной ватаге, Слава с намеком сказал бригадиру:
— Артем, по-моему, вы опять зароете Спартака в могилу неизвестного солдата…
— Почему «опять»?.. — бригадир нахмурился. — Мы первый раз его хороним.
— А кто ночью на Ивана Купалу захоронил?
Бригадира словно укололи:
— Брось землю рогами пахать, Вячеслав Дмитриевич! Мы у тех похорон с боку припека, а эту могилу нам указал Гурьян Собачкин.
— Разве Гурьян ее вырыл?
— Нам какая разница, он или не он… Сказал, зарывайте — и точка.
— Сколько взял за яму?
— В смысле, денег?.. — бригадир замялся. — Я предлагал, Собачкин отказался. Мол, эта могила бесхозная. Поллитровку водки, правда, все-таки попросил.
— Где вы с ним договаривались?
— Тут вот, на кладбище, между крестов пьяный мотался. Бутылку сгреб и смотался по-быстрому.
Голубев посмотрел на участкового инспектора:
— Владимир Евгеньевич, где Собачкин живет?
Участковый указал на неказистую избушку, притулившуюся вроде как на отшибе чуть не упирающейся в кладбище улицы:
— Вон его резиденция.
— Пойдем-ка, Евгеньич, проведаем Гурьяна!
— Да он, если и дома, то лыка не вяжет, — торопливо вставил бригадир.
— Посмотрим — увидим, — ответил ему Слава.
Вблизи изба могильщика была еще неказистей, чем выглядела издали. Построенная в незапамятные времена, она по самые окна вросла в землю. Некогда тесовую крышу затянул сизоватый лишайник, разорванный широкими трещинами от прогнивших тесин. Огороженный полусгнившим перекошенным штакетником и заросший бурьяном дворик напоминал мусорную свалку. У символической ограды, прямо на улице, чернела оставшаяся от зимы куча каменного угля и возвышался огороженный жердями метровый слой навоза. Видимо, когда-то здесь был загон для овец, но за все время его существования навоз ни разу не убирали. На навозном «пьедестале» копошились куры, бдительно охраняемые вызывающе нарядным петухом. За загоном скособочилась похожая на курятник пристройка из горбыля. Такое же сооружение служило сенями.
— По-моему, у этой «резиденции» никогда не было настоящего хозяина, — подходя к избушке, сказал Голубев участковому.